Сегодняшний выпуск «Антологии отечественной поэзии» мне хочется посвятить поэтессе, которая в свое время была одной из самых любимых учениц Анны Ахматовой. Она провожала в последний путь Мадонну блокадного Ленинграда Ольгу Берггольц. Это – Майя Ивановна Борисова, которая долгие годы была редактором детского журнала «Искорка», а когда в России всколыхнулся интерес к царской семье, попыталась взглянуть на судьбу царствующих семей сквозь призму детства.

Она была очень разносторонним человеком, знавшим и читавшим на многих языках народов СССР, а когда началась никому не нужная афганская война, изучившая еще и фарси, чтобы знать культуру той страны, в которой погибали наши мальчики. Правда, для этого сначала понадобилось выучить узбекский и киргизский языки – и с них она переводила стихи замечательных поэтов.

В поэзию через журналистику

…Майя Ивановна родилась 21 мая 1932 года. Ее мама происходила из дворян, оказалась «чуждым элементом» для молодой Советской Республики, и хотя не попала под каток репрессий, но на факультет журналистики университета ее все-таки не пустили. «Отцепили» даже после того, как она блестяще сдала все экзамены. Так что сразу после войны, когда Майя стала студенткой, будущей журналисткой, она училась и за себя, и за маму…

Конечно, ей повезло, что она встретила на своем пути Анну Ахматову, которая очень много дала начинающему поэту (слова «поэтесса» Майя, как и ее наставница, на дух не переносила). Она не унижалась тем, чтобы переписывать за девушку ее строки. Она умела придать мысли своей литературной ученицы широту, размах и особую выпуклость. И надо сказать, что Борисова оказалась достойной ученицей.

После университета судьба забросила ее далеко от родного города. Она работала в Сибири журналистом одной из газет, воспевала романтику комсомольских строек, потом жила в Абакане, но всегда мечтала вернуться в «город над тихой Невой». И эта мечта осуществилась.

Не все женщины награждаются счастьем...

А еще она хотела большого женского счастья. Но оно все не случалось. Зная независимый, размашистый, почти мужской характер Майи, далеко не каждый представитель сильного пола решался вообще подойти к ней для того, чтобы завязать серьезные отношения. И она очень переживала свое одиночество, невозможность разделить свою жизненную ношу с сильным, понимающим мужчиной.

Когда ты меня потерял?
Обидел, забыл, не увидел,
Как тонок души матерьял,
И как поддается обиде!
И снегом обрушится май,
И с ног меня валит простуда,
Встречай меня, милый, встречай!
Откуда? Увы, ниоткуда!
Не будет ни ночи, ни дня,
Ни словом, ни взглядом касанья,
У всех поездов для меня нарушены расписанья!
А как я спешила к тебе!
Твердила... Ах, что я твердила!
В моем золотом сентябре,
Когда я ждала и любила!
Прощай, мой любимый, из тех
Безумств, коим равных не будет,
Я слишком спокойна. А смех?
Не слезы ж показывать людям!
Вся жизнь – ожиданье у нас -
Внезапности, радости, чуда,
В какой-нибудь день или час
И я о тебе позабуду.
Не помня уже ни о чем,
О, нет, снисхожденья не надо,
Сжав зубы, я рухну ничком
В белесую ночь Ленинграда.

Как это страшно, как несправедливо, когда судьба распоряжается так, что женщине приходится «рухнуть ничком в белесую ночь Ленинграда».

Гранитный добрый лев

Майя очень любила детей и остро переживала то, что ей самой Бог детей не послал. А потому она решила работать для них. И стихи получались простые, понятные, любимые малышами.

Лежит гранитный добрый лев
У входа в старый дом,
И ребятишки, осмелев,
Сидят на нем верхом.

Гранитный лев ребятам рад,
Без них скучает он,
И снится льву в который раз
Один и тот же сон:

В саду, среди густой травы,
Едва взойдет луна,
Резвятся каменные львы
И львы из чугуна –

Дрожат ночные сторожа
И прячутся в домах...
А дети, весело визжа,
Катаются на львах!

При этом Майя Ивановна напрочь забывала и о своих проблемах, и о неурядицах. Она всегда говорила, что нельзя писать для детей с тяжелым сердцем и тяжелыми мыслями. Стихи для малышей должны быть такие же легкие, как бабочки, порхающие с цветка на цветок…

Как славно по мокрой
Бежать мостовой,
Где все отражается
Вниз головой!
Бежим по витрине
«Хрусталь и фарфор»!
Под шину машине
Попал светофор!
Трамвайные рельсы
Теперь ни к чему –
Ведь едет трамвай
По себе самому.
Мы даже увидели,
Как через сквер
Шел кверху ногами
Милиционер!

С любовью о России

Не одно поколение юных ленинградцев, а сейчас уже питерцев, выросли на стихотворениях Майи Борисовой. И даже спустя десятилетие после ее кончины (она скончалась в 1996 году) был выпущен замечательный сборник, который называется «Тридцать три стихотворения и три рассказа о Ленинграде-Петербурге».

Но писала она не только детям. Ее любовь к стране, к России также находила отражение в прекрасных, сильных стихах.

Российский лес

Российский лес исполнен доброты.
Крива его тропа, мутны болота,
Но если с ним дружить, а не бороться,
Как ласковы
широкие листы!
И как его значительны слова,
И шум его громоздкий свет и ровен.
С его ветвей, как с солнечных жаровен,
Растопленная падает смола.
Лета России – как российский пир!
Ему закона нет, указ не читан,
Не меряно вино, и гость не считан,
Да будет счастлив тот, что ел и пил!
Да будет строен этих сосен строй!
Они прямы от кроны до кореньев.
Но на поляне –
поспеши, Коненков! –
Корявый, одинокий – это твой.
Российский лес!
Широкие ветра
Тебе, как лосю, ноздри раздувают,
В тебе порою громы созревают,
И гул идет из темного нутра.
Но вечно продолжая бытие,
Ты сам свои сомненья разрешаешь,
Ты сам свои преграды разрушаешь,
Российский лес, прибежище мое.
Метни в меня зеленые лучи!
Смягчи во мхах мою сухую поступь,
Учи меня неспешному упорству,
Спокойствию и честности учи.

А наше знакомство с творчеством Майи Борисовой я хочу закончить самым пронзительным ее стихотворением, которое должно украшать стены наших женских консультаций. Эти строки нужно выучить тем, кто собрался избавиться от самого дорогого – нерожденного ребенка:

Моих детей не будет никогда.
Ни выросших, ни умерших
не будет.
Ни в вещих снах, ни в праздниках, ни в буднях-
Моих детей не будет никогда.

Устав от волхований, от стыда
Перед собой, судьбой и медициной,
Я поняла:
ни дочери, ни сына –
моих детей
не будет никогда.

С тех пор прошло довольно много лет.
Чужих собак я, припадая, глажу.
Но это не чужих собак глажу:
Ласкаю я детей,
которых нет.

Когда вы мне бросаете упрек,
Что я молчу,
то это я в молчанье
Неведомых имен ловлю звучанье:
Мне почему-то кажется что трех...

Когда же прохожу я стороной
По улице
И выгляжу престранно,
Три маленьких разреженных пространства-
Три пустоты бегут передо мной.

Мне говорят: не велика беда...
– Не велика! – я отвечаю людям.
Но на земле детей моих не будет.
Нигде.
И никаких.
И никогда.