Это настолько глубоко въевшаяся идея, что она даже не обсуждается. А напрасно.

Если все же ее обсудить, вскроется много интересного.

Благо отдельных людей вовсе не всегда состоит в том, что им нравится и
хочется. Ровно то же самое относится к народу в целом. Более того: благо
как людей, так и народов почти всегда состоит в том, чего им совсем
даже не хочется. Это неприятно, но факт.

Всякий, кто воспитывал детей, знает: они (в массе) хотят глядеть
мультики и есть мороженое. Но мы заставляем их есть суп и решать
примеры. Потому что именно в этом состоит их благо. Но родители всё-таки
обладают диктаторскими полномочиями: могут выключить мультики, не дать
мороженого. А теперь вообразите: сами дети демократически решают, что им
делать. Как вы думаете, что они решат? И какого родителя себе выберут: который с задачками или который с мультиками? Вот-вот…

Ровно с таким же выбором сталкивается правитель. Вообразим идеального
правителя – всецело поглощённого заботой о благе страны и при этом
знающего, что делать. Если он, в самом деле, начнёт делать то, что
составляет БЛАГО – недолго он просидит при демократическом образе
правления.

Интересно, что обруганная на все лады советская власть старалась
править, исходя из идеи блага. Блага народа как целого, блага страны. Я
не говорю, что она всегда правильно понимала и осуществляла это благо
(очень часто она действовала с изяществом слона в посудной лавке), но в
базисе, в фундаменте лежало представление: цель правления есть благо. И
его так-сяк пытались достичь.

Вся возня перестройки, всё это «демократическое движение», все эти
многотысячные митинги, страстно поддержанные народом (да, да, дорогие
товарищи, перестройка пользовалась огромной, поистине всенародной
поддержкой!) – всё это было бунтом народных желаний против народного
блага. Бунтом притязательных вожделений: «хочу» против «надо» и «можно».

Мы впопыхах как-то не заметили, что наша капиталистическая революция,
развалив народное хозяйство и доведя инфраструктуру до точки, вполне
даже удовлетворила эти притязательные вожделения.

А что?

Хотели ездить за границу – теперь хоть объездись, турбюро на каждом шагу.

Хотели свободы самовыражения – самовыражайся сколько влезет.
Отвергают тебя СМИ – пиши в интернете. Не умеешь – пиши «комменты»;
некоторые на этом даже, говорят, карьеру делают.

Проклятую прописку, попирающую важнейшую свободу – свободу
передвижения и выбора места жительства – отменили. Ну и что, что все
сбежались в столицу, а провинция оголена, но ведь хотели-то именно этого!

Ну и так, по мелочи. В институт, например, можно поступить на раз:
никаких тебе экзаменационных треволнений – заплатил и порядок. И
специальности всё лёгкие, гуманитарные – не об этом разве мечталось?

Хотели читать не нудные производственные романы или унылую совковую
публицистику, а занятные детективы и слезливые романы – вот они тебе,
целыми полками в любой книжной лавке стоят. По ТВ – не про то, как
задули какую-нибудь нудную домну или сколько засыпали в закрома Родины, а
всё интересное: про звёзд, про секс, ну, сами знаете.

В армии служить не хотели – так сегодня приличные люди и не служат, а
служат нищие лохи и убогие лузеры. И дело идёт к наёмной армии.

Ну и – ШМОТКИ! ШМОТКИ! ШМОТКИ! «Товаров импортного производства» (как
писали на своих ларьках первые кооператоры) очень хотелось народу. Так
их теперь завались! На каждом углу.

Вот этого весь советский народ, как один человек, в едином порыве
жаждал, желал и призывал. И это – явилось. Правда, при этом развалилась
страна и её экономика. Этого, разумеется, народ желать не мог, но и
понять, как это всё устроено, тоже не мог, да и не думал он об этом –
это вообще за пределами его понимания.

Благо народа состояло вовсе не в этом. Та система, которая была,
стояла гораздо ближе к благу народа, чем сегодняшняя, неизмеримо ближе. Я
имею в виду именно народа как целого, а не отдельных людей.

Лично я сегодня не испытываю ни в чём недостатка, так что ничего личного в моих наблюдениях нет. Более того, советская
жизнь вызывает во мне раздражение даже при воспоминании. Но из любви к
истине должна признать: она была ближе к благу народа, чем та жизнь,
которой этот самый народ захотел.

Вы скажете: ну не хотел же народ, чтобы развалилась промышленность и
сельское хозяйство. Вот прямо так, в таких терминах – не хотел. Но и
работать там не жаждал. Из села старались перебраться в город, а на
заводы тоже никто не спешил. Уже в начале 1980-х на ЗИЛ завозили
вьетнамцев: москвичи не шли. Рабочих не хватало хронически; даже
директора завода было не просто найти; об этом я когда-то писала. Так
вот на заводах и фермах народ ЗАСТАВЛЯЛИ работать – и это было его,
народа, благо. Заставляли, преграждая другие, более лёгкие, пути – с
помощью той же прописки.

При Сталине у колхозников не было паспортов, и они не могли сняться с
места и уехать. Ах, ужас! Крепостное право! Оно самое. Но в тех
исторических условиях оно было благом. И деревня была живая и
полнокровная. Впоследствии можно было улучшать их положение, дать больше
свободы, разрешить частную инициативу – всё можно, когда есть, кому
разрешать. А когда в деревне три старушки – тут ничего не попишешь.

Давая народу, точно так, как и ребёнку, то, что он хочет, очень легко этот народ/ребёнка загубить. Что и произошло.

Взрастить притязательные желания, конечно, сильно помог Запад. Помните эти песни: ни в одной приличной стране нет прописки, разрешается всё, что не запрещается – ну, помните, что говорилось.

Лиля Брик, великая куртизанка, говорила: можно завоевать любого мужчину,
если разрешать ему то, что запрещается дома. Положим, ему не
разрешается курить в квартире – а ты разреши, и он твой. Я не
специалистка по обольщению мужчин, но что Запад духовно завоевал наш
народ именно этим способом – сомнений нет. Был создан пленительный образ
будущего без совковых запретов и ограничений – и народ пошёл на
приманку. Именно этого он и ХОТЕЛ.

В чём состоит благо народа – он в своей массе понять не способен. Это
понимают – хорошо, если понимают – избранные и мудрейшие. Избранные
судьбой, а не голосованием, разумеется.

Массовое сознание народа всегда фрагментарно и несистемно. То есть
картина мира, существующая в рядовой голове, вполне способна содержать
одновременно некое утверждение и его отрицание. И никто по этому поводу
не испытывает ни малейшего умственного дискомфорта.

Это мы наблюдаем на каждом шагу.

Мы хотим, чтобы у нас была боеспособная армия, но служить в ней не
хотим. Пускай это делают какие-нибудь условные таджики, но не наши
домашние, благовоспитанные, такие неприспособленные мальчики.

Мы не любим «чурок» и «понаехавших тут», но при этом не хотим
работать на стройке, а хотим сидеть в кондиционированном офисе. Зря что
ли учились в эколого-политолого-лигнвистическом университете?

Мы ритуально ужасаемся, что с карты исчезают селения, а теперь уже и
города – но при этом жмёмся к столице. Лишиться московской прописки и
отъехать от столицы на 3 км. – поступок почти эпатажный.

Мы пугаем друг друга нашествием китайцев (вот они – уже на Дальнем
Востоке, переженились на русских, их орды наступают) – а попробуй
ограничь житьё в центре, лучше, конечно, в Москве.

Отдельный человек хочет иметь машину и на ней раскатывать: мой сын,
например, без авто как без ног. Но при этом: разрулите нам пробки в
Москве.

Делать то, что нужно, то, что есть благо (а именно благо – задача
государства, а не балансирование отдельных интересов, групповых и
индивидуальных) – необычайно трудное дело. Оно требует колоссальной воли
и политического мужества. И просто мужества. Точно так, как воли
требует правильное воспитание детей.

Благо народа не сводится ни к желаниям отдельных людей, ни даже к
благу отдельных людей. Народ – это не механическая сумма отдельных
людей, это некая новая сущность. То, что составляет благо народа, совсем
не обязательно является благом отдельного человека.Именно благом, а не
желанием.



Татьяна Воеводина.

П.С.

Данная статья первая из небольшого цикла.